Поэтика. История литературы. Кино. - Страница 196

196

История статьи связана с деятельностью основанного в январе 1924 г. при Отделе словесных искусств ГИИИ Комитета современной литературы, имевшего задачей "установление связи между научной работой в области теории и истории литературы и актуальными проблемами современного художественного творчества и литературной критики" (ГИИИ-1927, стр. 24).

6 января Б. М. Эйхенбаум записывал в дневнике: "Вчера было интересное заседание в Институте истории искусств. Организация "Комитета по изучению современной литературы". От нашего разряда — Жирмунский, Томашевский, Тынянов, Казанский, Жуков; от литературы — Замятин, Федин, Каверин, Н. Тихонов, Рождественский, Груздев, Пиотровский. Было очень живо. Разговор о науке (формалисты) и критике. Спорили с Замятиным, который говорил о «бесстрастии» в науке. Мы с Тыняновым доказывали ему, что пропасти между наукой и критикой теперь нет и не может быть. Дело не в бесстрастии, а в различном характере оценки. Федин хорошо говорил о "долженствующей форме". Дело, по-видимому, пойдет". 9 января: "Я выбран председателем Комитета по изучению современной литературы";

7 февраля: "В воскресенье 3-го было первое заседание Комитета современной литературы <…>" (ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 245). См. отчет о работе Комитета за февраль — май ("Русский современник", 1924, № 2), где указано, что "наиболее интересные дискуссии возникли при обсуждении вопросов, связанных с современной прозой" (стр. 273); ср.: В. Каверин. Собеседник. М., 1973, гл. "Встречи в Красной гостиной". 11 мая 1924 г. Тынянов читал на заседании Комитета доклад "О современной прозе" (В. Кавеpuн. Собеседник, стр. 59) — свою статью, которая в ближайшее время должна была выйти в 1-м номере "Русского современника". Печатное изложение во 2-м номере журнала выступления И. А. Груздева по поводу доклада (стр. 278) является, таким образом, и первым откликом на статью "Литературное сегодня". Позднее Тынянов стал председателем Комитета (ГИИИ-1927, стр. 35), 23 ноября 1925 г. он делал доклад о задачах Комитета (там же, стр. 55).

Статья Тынянова отвечала обострившемуся интересу к прозаическим жанрам и утвердившейся в критических выступлениях мысли о "победе прозы". В ноябре 1922 г. И. Н. Розанов отмечал, что за двухлетие 1921–1922 гг. "центр тяжести и преобладающие интересы переместились с поэзии на прозу" (И. Розанов. Литературные отклики. 1923, стр. 71); эту же самую дату в «Промежутке» указывает и Тынянов: "Три года назад проза решительно приказала поэзии очистить помещение" — см. стр. 168 наст. изд. Ср.: "Наряду с вырождением стихописания — повышенный интерес к прозе" (Э. Миндлин. Литературная Москва. — "Литературное приложение" к газ. «Накануне», № 28, 26 ноября 1922 г.); "Сейчас в центре литературы — проблема прозы. Пропал интерес к интимным формам, более того — к стиховой речи вообще" (Б. Эйхенбаум. О Шатобриане, о червонцах и русской литературе. — "Жизнь искусства", 1924, № 1, стр. 3). Ср. также обычную для подобных литературных переломов попытку прямого социально-бытового объяснения: "Центр тяжести в литературе переместился. Беллетристика выступила на первый план. Лирика это поэзия личных переживаний, а у кого есть время теперь расцвечивать пестрыми узорами призыв души, украшать и осложнять свое существование мотивами мечты, мистики и эротики. Переживания, любовь, "всякая там мечта", это между двумя заседаниями или во время двухнедельного отпуска" (П. С. Коган. Литература этих лет. 1917–1923. Иваново-Вознесенск, «Основа», 1924, стр. 101).

Интерес к прозе проявлялся в критике тех лет главным образом как интерес к новой прозе, был связан с настойчивыми поисками этой новизны. Тынянов остро ощущал и распознавал в литературе по видимости новой элементы старого литературного качества — традиционного «героя-интеллигента», сюжетные и стилевые шаблоны. В этом смысле он близок к литературной критике Лефа — не разделяя ее принципов. См. особенно статью Маяковского и Брика "Наша словесная работа", представляющую в виде уравнений основные каноны «старой» прозы, имевшей в своем реквизите "особо-ходульных героев (он + она + любовник = новеллисты; интеллигент + девушка + городовой = бытовики; некто в сером + незнакомка + + Христос а = символисты) и свой литературно-художественный стиль (1. "солнце садилось за холмом" + полюбили или убили = "за окном шелестят тополя", 2. "скажу ето я тебе, Ванятка"+"председатель сиротского суда пил горькую" — "мы еще увидим небо в алмазах"; 3. "как странно, Аделаида" + "ширилась жуткая тайна" = "в белом венчике из роз") " ("Леф", 1923, № 1, март, стр. 40). М. Зощенко в 1920 г. задумывает и частично осуществляет большую литературно-критическую работу "На переломе"; речь должна была идти о литературе 1910–1920 гг. десятилетия, «переломленного» революцией. Сохранилось несколько вариантов подробного плана книги; в одном из них первый раздел работы обозначен так: "1. Реставрация дворянской литературы". Зощенко объясняет, что «дворянской» он называет часть литературы этих лет "не только потому, что взяты герои из действительной дворянской и княжеской жизни, а еще и потому, что все традиции дворянской жизни сохранены, блюдутся строго. — Нравственность. Долг. Скандал. И прислуга" (архив М. М. Зощенко). Планы работы "На переломе" и выдержки из нее опубликованы В. В. Зощенко — "Вопросы литературы", 1975, № 10, стр. 256 и далее. Для Зощенко эти литературные схемы человеческих отношений безнадежно дискредитированы, и некоторые страницы его рассказов 1920–1922 гг. звучат прямой полемикой с «реставраторами» (см., напр., начало рассказа "Веселая жизнь").

a В журнальном тексте с маленькой буквы — видимо, намеренно, как и «незнакомка».

196